Рекламный баннер 990x90px bantop
Приближается чудесный праздник — День матери, поэтому сегодня предлагаем вам прочитать рассказ многодетной мамы, жены участника СВО, социального работника г
14:45 25.11.2025 16+
Приближается чудесный праздник — День матери, поэтому сегодня предлагаем вам прочитать рассказ многодетной мамы, жены участника СВО, социального работника г. Отрадный Мадины Солодко.
От сильных потрясений и переживаний восприятие близкого человека и всей своей жизни порой меняется кардинально. Всё это довелось испытать и Мадине Солодко.
«Когда мы с детьми приехали к Коле в московский госпиталь, куда его перевели после тяжёлого ранения, у меня было такое чувство, словно я первый раз его увидела, — рассказывает она. — Это трудно передать словами. Мы ведь 15 лет вместе прожили, до этого встречались три года, а тут вдруг это привычное знание своего мужа уступило место чему-то большему, в котором … Нет, я не буду описывать это чувство — слишком личное. Думаю, любая женщина поймёт меня. По-другому, наверное, и быть не могло. Я ведь знала уже, что пришлось ему пережить, — выпытала сразу, как только он смог разговаривать.
Это произошло с ним в ночь с 19 на 20 августа. А я этой же ночью вдруг проснулась оттого, что меня било в лихорадке. Озноб, тревога — и первая мысль: с Колей что-то. Так продолжалось где-то с часу до полвторого. Как раз в это время и попала его группа под обстрел. 17-го он звонил по видео. Мы особенно долго разговаривали. Я плачу, и он отворачивается, прячет глаза. 18-го написал: «Ухожу на задание. Не теряй меня, там связи не будет». И два дня — ни весточки. 20-го пришло сообщение от его друга: «Привет. Ты только не истери. Колю затрёхсотило». Такой ужас меня охватил — не передать. Позже написал, что его эвакуировали в госпиталь. И никаких подробностей: куда ранило? как сильно? И душа, и мысли мои — там, с мужем, а ведь надо жить и работать, перед детьми держаться, сохранять спокойствие. У нас только старший сын Матвей знает, что папа на СВО, младшие Эвелина и Макар — им по семь и пять лет — думают, что он на работе: как и раньше бывало, просто на вахту уехал. Матвею сказала, что папу ранило. Расплакался, но быстро взял себя в руки, поддерживать стал меня, успокаивать. И как-то это было не по-мальчишески уже, какую-то силу вдруг почувствовала в его словах. Подумалось тогда: настоящим мужчиной растёт.
И потянулось мучительное ожидание. Это так страшно — неизвестность. Друзьям его пишу — молчат. На работе отвлекалась немного, а вечером невмоготу становилось. С благодарностью вспоминаю, как поддерживали меня мама, сёстры, подружки. Мои подопечные и их родственники молились о Коле. И всё же нервы у меня сдали. Пришла к подруге, и началась истерика. Именно в этот момент и позвонил Коля. Голос слабый-слабый, но я его наконец-то слышала, и это было самым важным, самым главным. «Коля, — говорю ему сквозь слёзы, — слава Богу, ты живой!» В тот момент он был в ростовском госпитале, потом в Белгород перевели, потом были два госпиталя в Москве.
Немного окрепнув, рассказал, что произошло с их группой на том задании. Им оставалось пройти ещё метров 400, когда прогремел взрыв. Из пятерых Коля единственный, кто выжил. Говорит, это мама его спасла. Она не так давно умерла, и, уходя на задание, Коля посмотрел на небо и попросил: «Мама, помоги мне, доведи. У меня трое детей. Как они без меня?» Она защитила сына от смертельных осколков, но раны были серьёзными: пробито лёгкое, сломаны три ребра, нога распорота так, что видна кость, рассечён палец на левой руке. Осколки — по всему телу. Вытащили их в госпитале не все, некоторые очень глубоко застряли. Часть из них Коля получил, когда после первого взрыва скатился в окопчик, где его и обнаружил дрон. То, что он выжил там и когда четыре километра добирался потом до своих, — настоящее чудо. На нём ни каски не было — слетела в какой-то момент и потерял её, ни бронежилета — тот загорелся после взрыва и пришлось сбросить его. Говорит, пока шёл, твердил, как заклинание: «У меня есть ради кого жить. Я должен поставить на ноги своих детей. Я должен выйти, выжить».
21 ноября Колю выписали на долечивание домой. Такой радости у ребятишек я ещё никогда не видела — папа дома. Дочка ни на шаг от него не отходила, у них какая-то особая любовь друг к другу, они и внешне, и характерами похожи. На следующий день ему нужно было в Нижний Новгород, положенные документы оформлять, так она в слёзы: папочка, не уезжай, пожалуйста. Сыновья стараются по-мужски сдерживать эмоции, но это не всегда у них получается. Для меня как для матери это самое большое счастье — видеть, как любят и уважают отца наши дети.
Когда Коля в марте прошлого года подписал контракт, некоторые удивлялись: «Зачем? У тебя же трое детей». А он так отвечал: «Вот ради них и иду. Чтобы свою семью защитить». Меня поддерживал, просил: «Ты потерпи. Так надо. Трудно тебе будет одной, но я знаю, справишься». Конечно, справлюсь. Всё выдержу. Я же мама. А мы, матери, — сильный народ».
От сильных потрясений и переживаний восприятие близкого человека и всей своей жизни порой меняется кардинально. Всё это довелось испытать и Мадине Солодко.
«Когда мы с детьми приехали к Коле в московский госпиталь, куда его перевели после тяжёлого ранения, у меня было такое чувство, словно я первый раз его увидела, — рассказывает она. — Это трудно передать словами. Мы ведь 15 лет вместе прожили, до этого встречались три года, а тут вдруг это привычное знание своего мужа уступило место чему-то большему, в котором … Нет, я не буду описывать это чувство — слишком личное. Думаю, любая женщина поймёт меня. По-другому, наверное, и быть не могло. Я ведь знала уже, что пришлось ему пережить, — выпытала сразу, как только он смог разговаривать.
Это произошло с ним в ночь с 19 на 20 августа. А я этой же ночью вдруг проснулась оттого, что меня било в лихорадке. Озноб, тревога — и первая мысль: с Колей что-то. Так продолжалось где-то с часу до полвторого. Как раз в это время и попала его группа под обстрел. 17-го он звонил по видео. Мы особенно долго разговаривали. Я плачу, и он отворачивается, прячет глаза. 18-го написал: «Ухожу на задание. Не теряй меня, там связи не будет». И два дня — ни весточки. 20-го пришло сообщение от его друга: «Привет. Ты только не истери. Колю затрёхсотило». Такой ужас меня охватил — не передать. Позже написал, что его эвакуировали в госпиталь. И никаких подробностей: куда ранило? как сильно? И душа, и мысли мои — там, с мужем, а ведь надо жить и работать, перед детьми держаться, сохранять спокойствие. У нас только старший сын Матвей знает, что папа на СВО, младшие Эвелина и Макар — им по семь и пять лет — думают, что он на работе: как и раньше бывало, просто на вахту уехал. Матвею сказала, что папу ранило. Расплакался, но быстро взял себя в руки, поддерживать стал меня, успокаивать. И как-то это было не по-мальчишески уже, какую-то силу вдруг почувствовала в его словах. Подумалось тогда: настоящим мужчиной растёт.
И потянулось мучительное ожидание. Это так страшно — неизвестность. Друзьям его пишу — молчат. На работе отвлекалась немного, а вечером невмоготу становилось. С благодарностью вспоминаю, как поддерживали меня мама, сёстры, подружки. Мои подопечные и их родственники молились о Коле. И всё же нервы у меня сдали. Пришла к подруге, и началась истерика. Именно в этот момент и позвонил Коля. Голос слабый-слабый, но я его наконец-то слышала, и это было самым важным, самым главным. «Коля, — говорю ему сквозь слёзы, — слава Богу, ты живой!» В тот момент он был в ростовском госпитале, потом в Белгород перевели, потом были два госпиталя в Москве.
Немного окрепнув, рассказал, что произошло с их группой на том задании. Им оставалось пройти ещё метров 400, когда прогремел взрыв. Из пятерых Коля единственный, кто выжил. Говорит, это мама его спасла. Она не так давно умерла, и, уходя на задание, Коля посмотрел на небо и попросил: «Мама, помоги мне, доведи. У меня трое детей. Как они без меня?» Она защитила сына от смертельных осколков, но раны были серьёзными: пробито лёгкое, сломаны три ребра, нога распорота так, что видна кость, рассечён палец на левой руке. Осколки — по всему телу. Вытащили их в госпитале не все, некоторые очень глубоко застряли. Часть из них Коля получил, когда после первого взрыва скатился в окопчик, где его и обнаружил дрон. То, что он выжил там и когда четыре километра добирался потом до своих, — настоящее чудо. На нём ни каски не было — слетела в какой-то момент и потерял её, ни бронежилета — тот загорелся после взрыва и пришлось сбросить его. Говорит, пока шёл, твердил, как заклинание: «У меня есть ради кого жить. Я должен поставить на ноги своих детей. Я должен выйти, выжить».
21 ноября Колю выписали на долечивание домой. Такой радости у ребятишек я ещё никогда не видела — папа дома. Дочка ни на шаг от него не отходила, у них какая-то особая любовь друг к другу, они и внешне, и характерами похожи. На следующий день ему нужно было в Нижний Новгород, положенные документы оформлять, так она в слёзы: папочка, не уезжай, пожалуйста. Сыновья стараются по-мужски сдерживать эмоции, но это не всегда у них получается. Для меня как для матери это самое большое счастье — видеть, как любят и уважают отца наши дети.
Когда Коля в марте прошлого года подписал контракт, некоторые удивлялись: «Зачем? У тебя же трое детей». А он так отвечал: «Вот ради них и иду. Чтобы свою семью защитить». Меня поддерживал, просил: «Ты потерпи. Так надо. Трудно тебе будет одной, но я знаю, справишься». Конечно, справлюсь. Всё выдержу. Я же мама. А мы, матери, — сильный народ».
Оставить сообщение: