Рекламный баннер 990x90px bantop
Вспоминает о Великой Отечественной войне Мария Михайловна Кирдяшева, с. Кинель-Черкассы:
12:41 01.04.2025 16+
Вспоминает о Великой Отечественной войне Мария Михайловна Кирдяшева, с. Кинель-Черкассы:
– Первый день войны помню ясно — как вчерашний. Я, как всегда, проснулась рано. Мама с папой занимались своими делами, а я вышла на улицу, играю во что-то. Вдруг вижу — скачет на коне всадник и кричит: «Война! Война!» Люди стали сбегаться к конторе, что была недалеко от нас. Все кричали и плакали. Я тоже заплакала, хотя не понимала, почему взрослые плачут, и побежала домой. Мама стала спрашивать, кто меня обидел и почему я плачу. Я рассказала, и они с отцом тоже побежали к конторе.
Отца трижды призывали и отправляли на фронт, но дальше Сызрани не увозили. Его даже в обоз не брали — здоровье не позволяло. Ему было тогда 54 года.
Старшая сестра стала редко появляться дома, а потом и вовсе пропала. А я искала её и плакала. Оказалось, сестру мобилизовали на эвакуированный авиационный завод, который разместили на Безымянке. Едва средней сестре исполнилось 16 лет, её тоже туда мобилизовали. Старшая работала токарем, а средняя строила бараки для заводчан.
Отцу моему — этому больному человеку — привели табун жеребят, чтобы он их вырастил и приготовил для фронта. Теперь и отец дома почти не бывал. Еду мы ему носили на конюшню. За то, что он вырастил этих жеребят, его потом наградили медалью.
Мама тоже постоянно была на работе. Дома мы оставались вдвоём с братом, которому было 9 лет. Он присматривал за скотиной, я хозяйничала по дому. Летом нас, малолеток, матери брали на прополку проса и пшеницы. Учётчик сажал нас на телегу и увозил в поле. Там делали шалашик, укрывали его одеждой, которую брали с собой. Каждая мать ставила рядом с собой своего ребёнка, показывала, какую траву рвать, и приглядывала за ним. Как только солнце начинало сильно припекать, детей уводили в шалашик, кормили, укладывали спать, а сами уходили полоть. Во время уборки урожая детей тоже брали в поле. Женщины делали вясла, а мы относили их тем, кто вязал снопы. Иногда и колоски собирали.
Есть было нечего. Родители работали за трудодни. Всю войну и вплоть до 1950 года на один трудодень давали 100 граммов, а то и меньше зерна. Мы, ребятишки, бегали по лесам да полям — искали что-нибудь съедобное. В 1950-м году колхоз впервые дал по одному килограмму зерна на трудодень. Папа ссыпал заработанное мной зерно отдельно и, когда привёз его домой, сказал маме: «Смотри, сколько наша дочь заработала. Она себя на год обеспечила хлебом». Мне в ту пору было 13 лет.
(Газета "Собеседник" №5 (15) от 09.05. 2022 года)
– Первый день войны помню ясно — как вчерашний. Я, как всегда, проснулась рано. Мама с папой занимались своими делами, а я вышла на улицу, играю во что-то. Вдруг вижу — скачет на коне всадник и кричит: «Война! Война!» Люди стали сбегаться к конторе, что была недалеко от нас. Все кричали и плакали. Я тоже заплакала, хотя не понимала, почему взрослые плачут, и побежала домой. Мама стала спрашивать, кто меня обидел и почему я плачу. Я рассказала, и они с отцом тоже побежали к конторе.
Отца трижды призывали и отправляли на фронт, но дальше Сызрани не увозили. Его даже в обоз не брали — здоровье не позволяло. Ему было тогда 54 года.
Старшая сестра стала редко появляться дома, а потом и вовсе пропала. А я искала её и плакала. Оказалось, сестру мобилизовали на эвакуированный авиационный завод, который разместили на Безымянке. Едва средней сестре исполнилось 16 лет, её тоже туда мобилизовали. Старшая работала токарем, а средняя строила бараки для заводчан.
Отцу моему — этому больному человеку — привели табун жеребят, чтобы он их вырастил и приготовил для фронта. Теперь и отец дома почти не бывал. Еду мы ему носили на конюшню. За то, что он вырастил этих жеребят, его потом наградили медалью.
Мама тоже постоянно была на работе. Дома мы оставались вдвоём с братом, которому было 9 лет. Он присматривал за скотиной, я хозяйничала по дому. Летом нас, малолеток, матери брали на прополку проса и пшеницы. Учётчик сажал нас на телегу и увозил в поле. Там делали шалашик, укрывали его одеждой, которую брали с собой. Каждая мать ставила рядом с собой своего ребёнка, показывала, какую траву рвать, и приглядывала за ним. Как только солнце начинало сильно припекать, детей уводили в шалашик, кормили, укладывали спать, а сами уходили полоть. Во время уборки урожая детей тоже брали в поле. Женщины делали вясла, а мы относили их тем, кто вязал снопы. Иногда и колоски собирали.
Есть было нечего. Родители работали за трудодни. Всю войну и вплоть до 1950 года на один трудодень давали 100 граммов, а то и меньше зерна. Мы, ребятишки, бегали по лесам да полям — искали что-нибудь съедобное. В 1950-м году колхоз впервые дал по одному килограмму зерна на трудодень. Папа ссыпал заработанное мной зерно отдельно и, когда привёз его домой, сказал маме: «Смотри, сколько наша дочь заработала. Она себя на год обеспечила хлебом». Мне в ту пору было 13 лет.
(Газета "Собеседник" №5 (15) от 09.05. 2022 года)
Оставить сообщение: